Цитадель души моей - Страница 77


К оглавлению

77

выйти днем на улицу в любом из ваших городов, но у меня тоже есть чувство долга. Было

бы неплохо своей смертью расстроить какие-нибудь планы егерей. Но расстроить своей

смертью планы приютившего меня дома… - вольп фыркнул и замолчал.

- А разве твоя смерть сама по себе не расстроит планы твоего дома? Ведь сведения,

которые ты…

Вольп часто задышал с фырканьем – засмеялся. Я замолчал, кляня себя (а еще больше –

Дерека) за тугодумие – как же – решили, что вольпов перехитрили. Убьём посла, дескать,

и получится, что он нам какую-то информацию задаром отдал. Да-да, конечно. Вольпы,

небось, такой поворот с самого начала предусмотрели. Надо думать, информацию, от

сенаторов полученную, «посол» наш передал по назначению в первый же день – мало ли

способов, кроме того, чтобы самому без малого месяц ехать под присмотром злейших

врагов. С чего мы вообще решили, что повозка с охраной ему нужна для защиты?

Добрался же он как-то без посторонней помощи до Бурдигала, что бы ему обратно тем же

путём не уйти? Но нет, им нужны были коварные егеря, которые, на глазах у неких

наблюдателей, злодейски убьют полномочного посла мирной страны и закопают его в

лесочке. А мы и повелись, бараны. Одно непонятно – долг долгом, но что-то я раньше про

вольпов с суицидальными наклонностями ничего не слышал.

- Почему ты хочешь умереть? Кроме того, чтобы насолить егерям? – прямо спросил я. Не

люблю околичностей. Да и вообще – мы люди простые, это все знают. И хорошо - очень

жизнь упрощает, кстати.

Вольп молчал с минуту, не меньше – я уже решил, что ничего он мне не ответит. Но

он ответил.

- Ты слишком удачлив. Я не очень хорошо различаю человеческие лица, но это ведь тебя я

оставил в живых под осыпью тогда, восемь лет назад?

Заныла правая щека. Я до хруста сжал зубы и слушал дальше.

- Выжить одному из трех десятков – такое сразу сводит на нет запас удачи обычного

человека. Но ты дожил до сегодняшнего дня и удача до сих пор сопровождает тебя. Только

благодаря ей уже на третий день нашего пути ты получил в руки отличное оружие против

меня, которым и пользовался при каждом удобном случае. Пользовался слепо и

напропалую, но, тем не менее, смог помешать выполнению моей задачи. Не будь я

настолько расшатан твоими выпадами, я бы никогда не дал тебе шанса заподозрить, что

сам стремлюсь к смерти. Да. Ты удачлив, но я тебе не завидую. Ты чрезмерно удачлив.

Твой бог не сводит с тебя своего взгляда, значит, он уготовил тебе особую судьбу. Яркую,

но незавидную. Таково правило. Но ты, я вижу, уже весь извелся от нетерпения, ожидая

ответа на свой вопрос. Потерпи еще чуть-чуть. Ты ведь знаешь, что является наивысшей

ценностью для нас, шельхалу?

Я кивнул, но он и не ждал ответа.

- Конечно, знаешь, ты же егерь, ты не можешь не знать. Сколько раз мы сами шли

навстречу смерти только потому, что в ваших руках были младшие наших домов? Хотя вы

никогда не держали своих слов и убивали младших сразу же, как они переставали быть

вам полезны в качестве приманок. У вас ведь даже шутка была на этот счёт – что нельзя

надолго разлучать родителей и детей.

И правда, была. Вот только он-то откуда знает? Во времена Красной Охоты вольпов в плен

не брали и разговоров с ними не вели. Хотя… догадываюсь, где он мог её услышать – от

одного из егерей, взятых вольпами живьем.

- У меня было двенадцать сыновей и двое дочерей. Жизни тринадцатерых из них унесла та

бойня, которую вы называете «Красной охотой». Вторая моя дочь была, от моего семени,

рождена рани из дома Тен-Таро и я полагал, что старейший дом позаботится о ней лучше,

чем дикий шальх из дома-без-корней. Я ошибался, - вольп вынул откуда-то свернутый

трубочкой листок и протянул мне. Я покачал головой:

- Разверни сам, - ну и что, что он мне его голыми лапами протягивает. Он сам только что

признался, что помереть собирается, а по части ядов вольпы – мастера, до сих пор никем

не превзойденные. Вольп дернул уголком губы, обнажив на мгновение клыки, но свиток

развернул. Картина. Дорогущая. Такие, на заказ рисованные, от ста драхм стоят. Я первый

раз услышал – не поверил. Сто драхм за кусок пергамента! И это еще за самые мелкие – с

фибулу размером. Такого размеры парсуны, что вольп в руках держит – драхм на пятьсот

тянут. Ну не знаю, может, в те времена, когда эту рисовали, они и подешевле стоили – всё

ж спроса тогда на такие картины побольше было. Хотя не думаю, что вопрос цены заботил

бывшую владелицу этой картины. С неимоверным тщанием (каждый волосок отдельно

вырисован) на ней была изображена вольпа. Холёная, нос вздернутый, взгляд надменный.

Вся в шелках и кружевах, между ушей тонкая сеточка висит, россыпью драгоценных

камней украшенная, на шее ожерелье, один только вид которого на немалую сумму тянет.

На изгибе локтя, на, украшенной золотой вышивкой, кожаной муфте, ручная лисичка

сидит. Выражение глаз – под стать хозяйке, а с ушей золотые сережки свисают. Н-да. Не

знаю, на какой эффект вольп рассчитывал, но у меня эта картинка только удовлетворение

злорадное вызвала. Потому что я уже догадываться начал, каким будет продолжение

рассказа.

- Ты понял, – вольп убрал картину, - да, она попала в… бордель. Я узнал об этом слишком

поздно. Я не застал её в живых, да оно и к лучшему. Но у неё были дети… восемнадцать

из них были живы по сей день.

77