«Чего бояться», - думала муха, попав одной лапкой в паутину, - «остальные-то семь
лапок19 свободны».
- У них шерсти на теле почти нет, осанка прямее и в пальцах на сустав больше обычного.
- Суставов столько же, просто пальцы длиннее, - возразил Пларк, - и вообще это ты всё
только сейчас разглядел!
- А еще, - сказал я негромко, - они на имперском разговаривают лучше, чем ты, Пларк.
Верга медленно подняла голову, окинула меня долгим безразличным взглядом и снова
уставилась в пол.
- Проклятье! – рявкнул толстяк, - чума на тебя и на весь твой род!
И, возмущенно пыхтя, полез обратно – наружу. Я перевел дух и поспешил следом,
чувствуя, как ползут по спине капельки холодного пота.
Легкий открытый паланкин уже стоял за дверью, окруженный четырьмя рослыми
полуобнаженными маврами. Когда туда вышли еще и мы с Пларком, на площадке стало
совсем тесно. Я окинул взглядом ближайшего ко мне раба, задумчиво посмотрел на
лестницу.
- Ты смелый человек, - сказал я.
Пларк озадачился. Проследил мой взгляд, хрюкнул. Вытащил кошель, запустил в него
руку.
- Забирай свои деньги и проваливай. Видеть тебя больше не хочу.
Дернул рукой, определенно собираясь бросить монеты на пол, но понял, что это будет уже
чересчур и в последний момент передумал. Раскрыл ладонь. Пять денариев. Пятьдесят
драхм. Надо же. Расскажешь кому – не поверят ведь. Я аккуратно выбрал три монеты.
- Лишнего мне не надо.
Пларк фыркнул пренебрежительно: дескать, чего уж мелочиться. Но деньги, однако же,
убрал.
- Ты мне лучше скажи, как ты собираешься их на арену выводить? Дерутся они получше
прежних вергов, а ума так и вдвое прибавилось. Не боишься?
- Не боюсь, - Пларк залез в паланкин, - у нас договор.
19 Аристотель упомянул в «Истории животных», что у мухи восемь ног. Авторитет Аристотеля в античном
мире был настолько высок, что несколько веков никому даже в голову не приходило проверять это
утверждение. На самом деле у мухи, как и у любого насекомого – шесть ног. Впрочем, возможно, что
Аристотель посчитал за «лишние» ноги дополнительную пару крыльев мухи, именуемых жужжальцами.
- С вергами?! – мне не пришлось изображать удивление. Я действительно удивился. Пларк
посмотрел на мое ошарашенное лицо, улыбнулся.
- Поднимайся за мной. Расскажу.
Однако. Пожалуй, это стоит послушать. Что это за история такая, что при одном только её
упоминании Пларк мигом забыл про уплывшие у него из-под носа пятьсот драхм.
- Я лучше тебя сверху подожду, - сказал я, обходя паланкин. Усмехнулся, - иначе, боюсь,
искушение поставить подножку одному из твоих мавров будет слишком велико.
Рассказчик из Пларка тот еще. Немалых душевных сил стоит среди чащоб тонких
намеков, гор преувеличений и оврагов наглой лжи проследить тропинку истины в его
рассказах. Если оставить только самую суть его почти часового повествования, то
выходило вот что.
Верги достались ему вместе со щенками. Восемь взрослых бестий и шестеро щенков
возрастом от года до трех. Удивительно, что я в казармах ничего об этом не слышал –
наверное, не успел просто. Событие-то – из ряда вон. Я подобных случаев и не припомню.
Насчет обстоятельств поимки Пларк темнил аж втрое больше обычного, похоже, что и сам
не знал. Единственное, что удалось понять – взяли вергов хитростью какой-то. Пларк их
всех выкупил за сумасшедшие деньги – я не стал выяснять, за сколько именно – а потом
предложил взрослым вергам выбор: либо умирают все, либо щенков он отпускает, а за это
оставшиеся верги умирают так, как захочет Пларк. Верги согласились. Хорошенько связав,
их отвезли к левому берегу Гарумны, где они вместе с Пларком полюбовались, как
шестеро щенков скрываются в ближайшем лесу, после чего вергов вернули обратно в
клетки. Про сотню свейских наемников, с арбалетами наизготовку сидевших в том лесу,
вергам, разумеется, ничего не сказали. Так что бестии теперь сидели в клетках и
готовились красиво умереть, а Пларк потирал свои жирные лапки в предвкушении
небывалых прибылей – цену на билет он установил аж в двадцать драхм и уверял, что уже
половину мест на первый бой распродал. Но это вряд ли – иначе не стал бы он через меня
егерям скидку предлагать. Кстати, из егерей многие пойдут, я уверен. Да что там – я бы и
сам пошел. Если бы не случилось недавно… то, что случилось.
Не могу даже связно объяснить, чем этот рассказ меня так разозлил. К концу
повествования мне стоило определенных трудов изображать живой интерес и восхищение.
Вот с чего бы это, интересно? Не я ли совсем недавно объяснял школярям, что главная
наша сила заключена в голове, а не в мышцах? Бестии – враги, и, следовательно, против
них все средства хороши. Особенно такие, которые позволяют сберечь людские жизни.
Может, прав Дерек и я просто переутомился? Иначе с чего я чувствую себя чем-то
обязанной той верге, что освободила меня от столба наказаний в предгорьях Пиреней?
Имею ли право я, егерь, защитник рода людского от бестий, видеть в своих врагах что-то
человеческое? Или, что вернее: видеть в них столько человеческого, чтобы начать им
помогать? Потому что просто сочувствовать им я начал уже давненько.
* * *
- Родник, - готов поклясться, сатрова тварь отлично знает, какое действие на меня
оказывают звуки её речи. Иначе, с чего бы ей подавать голос всякий раз, как мне случается