говоря уж о чем поважнее. С такими людьми дружбу водить – всё равно, что стеклянный
меч за оружие носить – выглядит красиво, да и режет остро, вот только никогда не знаешь,
в какой момент сломается. А уж в бой с ним идти – просто самоубийство. Но объяснять
это Гезу я не стал, только помотал головой отрицательно.
- А почему же тогда он тебе всё рассказал, что ты спрашивал? Да и по имени он тебя знает.
- Так вышло, что расположение он ко мне чувствует. Но дружба? Ничуть.
- А-а-а, - понимающе протянул Гез, - ты, наверное, помог ему однажды, вот он и чувствует
себя обязанным, да?
Я аж остановился. Посмотрел на Геза удивленно – нет, не шутит. Вздохнул. Неужели я лет
пятнадцать назад таким же наивным был? Не может быть.
- Сделать человека себе обязанным – далеко не лучший способ завоевать его
расположение. Я бы даже сказал – вообще не способ. А вот если сделаешь так, чтобы
человек тебе помог, помог не по твоей просьбе, а по своему желанию и вдобавок –
бескорыстно (как он сам думает), вот тогда он станет тебе если не другом, то добрым
знакомым – наверняка. Всякому, даже самому плохому человеку, приятно думать о себе
лучше, чем есть на самом деле. И если ты ему так думать поспособствуешь, тогда он к
тебе проникнется.
Поскучнел Гез, глаза прячет.
- Как-то это… неблагородно, - пробурчал.
Я сдержал удивленный смешок. Недавний раб рассуждает о благородстве? Хотя, почему
бы и нет?
- Благородство – слишком большая роскошь для егеря. Особенно для лейтенанта.
- Почему? – удивляется Гез.
- Потому что субординации у нас, как таковой, нет. И мне мало просто приказать егерю
что-то сделать, мне надо приказать ему так, чтобы он сам захотел сделать то, что я
приказал. Тут уже без кой-какого знания людской природы и, сопутствующей оному
знанию, игры на тайных струнах души – не обойтись.
Молчит Гез, но явно уже не ответ мой обдумывает, а на что-то другое переключился. А
потом, как бы, между прочим, спрашивает:
- А скажи, Шелест, у гиттона какие слабые места есть? – и настолько старательно при этом
невнимательность изображает, что я аж подвох с его стороны заподозрил – не разыгрывает
ли он меня.
- Зачем тебе? – я спрашиваю, - на гиттонов собрался?
- Нет, ты что! – натужно хихикает, - просто спросил. Надо же мне как-то твой опыт
перенимать.
- Ну да, - говорю я, - опыт. Конечно. Да я что – мне не жалко. Тем более, что ответить тебе
проще простого – нет у гиттона слабых мест. Одни сильные.
Лукавлю, конечно – все ж умом гиттоны не блещут, да и шустрыми их очень не назвать –
но не без умысла лукавлю. Интересно мне, с чего это.
- Шутишь? - Гез смотрит на меня удивленно-испуганно, потом недоверчиво усмехается, - у
всех бестий есть. У урсов есть, у вергов есть, а ведь и те, и другие – гиттонов сильнее.
Значит, и у них тоже должны быть. Ведь должны?
Я настораживаюсь. Похоже, дело тут серьезнее, чем мне попервоначалу показалось. А
показалось мне, что Гез по дурости своей и неопытности с кем-то из егерей об заклад
побился, что найдет ахиллесову пяту у гиттона. А потом сам в свитках не нашел и решил у
меня спросить. Но вряд ли он из-за спора стал бы так переживать – вон, побледнел аж.
- Сколько тебе за бой пообещали?
- Триста драхм,- выпаливает Гез, поперхивается, пунцовеет и мотает головой:
- Нет, ты не думай, я даже не думал… но они говорят, это детеныш совсем, а что я за егерь,
если детеныша самой слабой бестии одолеть не смогу… Феларгир вон… урса! А я? Еще и
денег дадут, а деньги мне нужны.
- Зачем?
- Что? – Гез смотрит на меня непонимающе.
- Деньги тебе зачем?
- Ну… нужны, - уж не знаю, как ему это удается, но Гез краснеет еще сильнее.
- Дурак! – я отвешиваю ему подзатыльник. Не сдерживаясь, отвешиваю – от души. Гез
летит на землю, вскакивает. Лицо у него злое и растерянное одновременно. Идущие по
улице прохожие бросают на нас косые взгляды и ускоряют шаг.
- С кем из распорядителей о бое договорился?
- А зачем тебе? С кем надо!
- С кем?! – рычу я. Правую мою руку он блокирует локтем, но ладонь при этом у него
оказывается прямо перед глазами и мою левую руку он просто не видит. А зря. Ох и
фингал у него будет завтра – на пол-морды. У него рожа и так подраспухшая, но, думаю,
разницу он уже почувствовал – чем профессионал от любителя отличается.
- С кем?!!!!
- С Пларком! – он снова вскакивает, но теперь предусмотрительно держится подальше от
меня, - Шелест, ты чего? Мне никто не говорил, что я не могу в боях участвовать! И что
такого? Ведь однажды мне придется в лесу с бестией повстречаться и там тебя поблизости
может и не оказаться.
- Залог оставил?
- Тридцать драхм…
- Вдвойне дурак.
- Он пятьдесят просил, но у меня столько не было.
- С Пларком я поговорю. Вернет он тебе деньги.
Гез наклоняет голову, прищуривается. Морщится недовольно, скулу щупает.
- А я не хочу, - твердо и даже с вызовом говорит он, - не хочу, чтобы ты забирал у него мои
деньги. Потому что это – мое решение. Я хочу драться с гиттоном. И буду с ним драться.
Ты мне не отец, и не можешь запретить мне распоряжаться своей жизнью так, как я захочу.
Вот как? Волчонок показывает зубки. Давно пора, а то как он сегодня расклеился, так я уж
беспокоиться начал – выйдет ли из него толк вообще.
- Ну что ж. Возможно, ты прав. Послушай меня, что я скажу, а потом – если потом ты не
изменишь своего решения – иди, дерись. Я не стану тебя удерживать – потому что если ты