Бестии кулаки в качестве оружия не используют – они и сложить-то толком пальцы в кулак
не все могут. И, раз люди здесь вергам не враги, то и брюхо от ударов кулаком им
защищать незачем. Лапы верга пусты и демонстративно повернуты ладонями ко мне, нож
покоится в ножнах, закрепленных у плеча на ремне.
- Кхра хграш-ат, - «Отчего ж не поговорить», - верг скалит зубы в подобии улыбки. Я
выхожу на ту же обочину – к нему – и сажусь на траву лицом к дороге. Верг
присаживается рядом. С минуту мы молчим – будь мы верги разных кланов, мы бы сейчас
друг друга обнюхивали, ну а с людьми у них так – попроще – что меня ничуть не огорчает.
Вот, например, чтобы вольпу почтение засвидетельствовать, обязательно надо было у него
под хвостом понюхать. И ведь нюхали – весьма уважаемые люди нюхали, даже… ладно,
не будем об этом. Теперь это уже история, слава Единому.
- Ты знаешь, что в маленьком людском логове случилось? – спрашиваю я, осторожно
подбирая слова. Вержий язык небогат звуками, поэтому у каждого их сочетания масса
различных смыслов – одно слово частенько имеет добрый десяток значений, иногда
совершенно противоположного смысла.
- Знаю, - кивает верг, - и ты узнаешь.
Я жду с полминуты, и, ничего более не услышав, спрашиваю сам:
- Узнаю?
- Если глаза есть, - ухмыляется верг, - спросишь у них, не у меня.
Понятно. Ничего он мне не скажет, то есть. Я колеблюсь – если он не хочет мне
рассказывать о происшествии на хуторе, то в принципе, спрашивать мне больше нечего.
Хотя…
- Ты людскую самку видел, которая к старой самке ходила?
- Молодую? – Верг фыркает, поднимая правое ухо торчком – левое ухо пытается тоже
подняться, лоскутки его вздрагивают, но бессильно опадают. Мне этот всплеск эмоций
непонятен, я просто жду продолжения – и дожидаюсь:
- Молодую самку? Да, видел. Течная самочка.
Я хлопаю глазами. Может, я что-то напутал и не так понял? Слово-то редкое. Но иных
вариантов толкования у него нет. По крайней мере, я таковых не помню.
- Течная?
- Да.
Это вроде только у двух (или трех) первых поколений вергов был определенный брачный
сезон: осенью у самок начиналась течка, и – по дошедшим до нас сведениям – самцы
становились совсем дурные, причем все сразу. Потом зверобогиня их сообразила, что
негоже разумным существам стабильно терять мозги в одно и то же время года – очень это
расу предсказуемой делает и в целом ослабляет. Теперь у них с этим вполне по-людски
обстоит: как самки, так и самцы готовы терять как голову, так и невинность в любое время
года. Уже лет двести, наверное. Но термин остался – теперь говоря про самку, что у неё
течка, верг подразумевает одно из двух: либо что эта самка чрезвычайно привлекательна в
сексуальном плане, либо что она очень похотлива и не пропускает ни одной особи
мужского пола. Я попытался представить себе девушку (человека), которая могла бы
показаться вергам сексуально привлекательной, содрогнулся (у меня богатая фантазия) и
понял, что размышляю не над тем вариантом. Он что же, хочет сказать…
- Она… с вергами…? – несмотря на то, что я так и не смог подобрать правильное слово,
верг меня понял. Кивнул, осклабился.
- С волками тоже. Сам не видел, но Ррах видел – мне сказал.
С волками!? А как с вергами, значит, еще и видел. А может, и не просто видел. Ignis
divine!15 Сказать, что я удивлен – не сказать ничего. Это ж надо! Во даёт девка. Во всех
смыслах. Или правильнее будет сказать – давала?
- Она жива? – с трудом выдавливаю я из себя вопрос.
- Узнаешь, - верг поднимается и, не оборачиваясь, уходит обратно в кусты, – шех ррльгхш.
15 Огонь небесный!
«Ррльгхш» может означать «больной», «увечный», «удивлённый», «только что
проснувшийся» и «очень глупый». Здесь, видимо, последнее. «Узнаешь, если не дурак».
Ну-ну.
Нужный мне дом я нашёл сразу – весь хутор уже густо зарос крапивой и
пустырником, только один двор оставался более-менее чистым, хотя назвать его
ухоженным язык бы у меня все ж не повернулся. Калитка разломана вдребезги, обломки
досок топорщатся в проём острыми занозами. Я недоумённо покачал косо висящие петли
– они отозвались жутким скрипом. Поморщился и прошёл во двор.
Входная дверь оказалась мало того, что не заперта, так даже распахнута настежь. Я
шагнул через порог, зацепился взглядом за царапины на косяке, да так и замер в
недоумении. Несомненно, кто-то хотел изобразить здесь следы когтей, но вышло это у
него настолько непохоже, что любой егерь должен был заметить подделку с первого
взгляда. Царапин почему-то четыре, хотя должно быть либо пять, либо три; глубина у всех
одинаковая, хотя центральные обычно глубже – да вообще столько ошибок, что даже
перечислять их неохота – не вержьи это когти, и всё тут. Вон, местами даже прорезь по
центру прослеживается от ножа, которым эти «царапины» делали. К остальным «следам
когтей» – на стенах – я даже приглядываться не стал. То же самое. Совершенно очевидно,
что этот Мавр, которого Септий отправил место убийства осматривать – новичок, в
гарнизон обвыкать отправленный. Конечно, вина его есть, и немалая – что он очевидного
не разглядел. Но вина Гракха – еще больше. Нельзя на такие задания новичков в одиночку
отправлять. А если и отправлять – то нельзя потом принесенным новичком сведениям