Цитадель души моей - Страница 45

К оглавлению

столбом посреди гостиной торчавший, вдруг вспомнил, что у него язык есть:

- А нам соседи сказали, что это старой Марты дом…

- У каковой Марты я его уже второй год снимаю, - кивнул я, перебирая содержимое

сундука и выкладывая из него нужные мне предметы. Длинная, тонкая, но прочная цепь с

шипастыми звеньями у концов. Ножи нескольких видов – не боевые, чисто утилитарные –

короткий и широкий засечный, острый и узкий «шкуродер» с крюком на спинке, жомный

со специальным лезвием для изготовления петель и ловушек. Мешочки с травами и

порошками: сушеные плоды белладонны и чёрной белены, побеги паслёна, кора волчьего

лыка. Горчичный порошок (подвыдохшийся, но пока сойдет) – для сбивания нюха у

идущих по следу бестий. Олений мускус, кориандр и полынь – наоборот, для создания

«пахучих следов». Ну и прочее в том же духе. У милитов только глаза всё больше

округлялись, пока я вытаскивал из сундука и тут же рассовывал по карманам и пазухам

свое снаряжение.

- А как же… убитый? – спросил вдруг Авл, сглотнув, - он тут как?..

- Товарищ это мой был, - сказал я, закрывая сундук и задвигая его обратно под стол. Встал,

обернулся к милитам.

- Товарищ, - милиты переглянулись, - так он выходит, тоже егерь… был?

Я усмехнулся невесело.

- Вот так вот. Тебя как зовут?

- Что? - Пожилой милит слегка отстранился, огляделся вокруг, словно подыскивая кого-то,

к кому мог бы быть обращен мой вопрос, потом пожал плечами.

- Секст Апулей… но не из тех Апулеев, что в Роме трибунами, а из…

- Хорошо, - перебил я его, - Секст Апулей не из тех Апулеев. Я сейчас должен идти –

отправляюсь на чистку, и, с неделю, меня не будет в городе. Если у квестора возникнут

вопросы – пусть дождется моего возвращения или задаёт их капитану.

- Но…

- А тебя, Секст Апулей, - не слушая возражений, продолжил я, - я бы хотел попросить

проследить за тем, чтобы из дома ничего не пропало.

Я заглянул ему в лицо и принялся давить милита взглядом до тех пор, пока он, смущенный

и вспотевший, не отвел глаза в сторону.

- Дорогих вещей здесь нет, - сказал я мягко, - хотя много вещей редких, и в нашем ремесле

очень нужных. Я чрезвычайно огорчусь, если вернувшись, не найду какой-нибудь

недорогой, но редкой и важной безделушки. Ты меня понимаешь?

Дождался неохотного ответного кивка и молча вышел на улицу. И так уже подзадержался.

Капитан, против моего ожидания, новостью особо не удивился. Либо вида не

подал. Хмурясь, выслушал внимательно. Посмотрел в сторону, подумал о чём-то.

- Знал кто-нибудь, что Клюв у тебя ночует? – спросил. Тоном безразличным, но меня

однако же, морозцем продрало не хуже чем тогда, перед дверью. И ответил я, еще и сам не

успев сообразить, почему именно так отвечаю:

- Секрета не делали. Клюв сразу, как узнал, что я на гиттонов иду, попросился у меня

пожить. Кто-то наверняка слышал, да и Клюв тот еще болтун… был.

Кивнул капитан медленно, о чём-то своём думая, а я только сейчас и сообразил, почему

соврал. Явно капитан о моем госте больше моего знает. И вопрос он задал вовсе не затем,

чтобы убийцу вычислить, а затем, чтобы узнать – за чьей жизнью он приходил. А тут и

следующий вопрос напрашивается – зачем этой твари жизнь конкретного егеря? Или,

спросим по-другому: чем этот конкретный егерь должен от других отличаться, что к нему

эдакие гости по ночам заходят? И если предположить, что капитану ответ на этот вопрос

известен…

- Значит, Клюв… - сказал Дерек задумчиво, - жаль…

- Что – жаль? – быстро спросил я.

Царапнул капитан меня взглядом, усмехнулся холодно.

- Жаль, что умер, конечно же. Ладно, иди. Твои там тебя заждались уже.

- Понял, - сказал я и вышел из штабной палатки. А что еще делать? Не пытать же его, в

самом деле.

VI. Ad bestias! 10

Гиттоны, пожалуй, самые странные бестии из всех, с которыми мне случалось

иметь дело. Начать с того, что знаем мы про них очень мало, хотя они живут с нами бок о

бок вместе с урсами и вергами с самого начала Смутного Века. Но на вержьем и на урса я

вполне неплохо разговариваю, сотню-другую слов и выражений на чекалочьем знаю, и

могу при надобности с пардусом, с люперном или мелесом объясниться. Даже

вольповский немного помню. А вот на гиттоньем – ни слова. И ладно я, я как-то нечасто с

этими бестиями дело имел – взять остальных моих бойцов, которые уже не один десяток

гнёзд вычистили – так у них то же самое! А почему? А всё потому, что менее склонной к

общению твари, чем гиттон – еще поискать надо. И главное, не разговоришь их никак.

Наш, веками проверенный способ, плохо ли - хорошо ли, но всегда работающий с другими

бестиями, на гиттонов не действует – уж очень у этих бестий болевой порог высокий. Если

вообще есть. Но в этой их необщительности главная их слабость – они ж не только с нами,

людьми, разговаривать не хотят – они и друг с другом особо не общаются. Мирок гиттона

ограничен его норой и тем, что он видит у себя перед носом. Не раз бывало – охотим

гиттонью пару возле норы, драка уже полчаса как идёт, визгу и рёву столько, что мертвеца

уши заткнуть заставит. А у соседней норы другая пара, как ни в чём не бывало, хозяйством

занимается. И ведь не могут не понимать, что покончив с этими, мы за них примемся – а

всё равно. Редко-редко бывает, что от соседней норы на помощь избиваемым кто-то придёт

– только если уж норы совсем рядом расположены и игнорировать происходящее гиттоны