Цитадель души моей - Страница 62

К оглавлению

доносительстве и взаимном недоверии. И хотя чекалок на Сицилии уже двести лет как нет,

люди там до сих пор те же. Недоверчивые, скрытные, живущие плотными закрытыми

группами, проникнуть в которые человеку со стороны просто невозможно. Ну и мораль у

них прежняя, от чекалок в наследство полученная, осталась, поэтому половина имперских

преступников сицилийские корни имеет. Разумеется, сенат этому обстоятельству ничуть

не рад, но зато и отпор достойный чекалки от сицилийцев завсегда получают, зачастую

даже без помощи егерей и квартирующих там легионов.

- Что – «еще»? – спросил я, не дождавшись продолжения.

Дерек встряхнулся, отгоняя думы – далеко не веселые, судя по выражению лица.

- Сегодня в двух шагах от квартала Скорцо чекалку подстрелили. Вроде как письмо

шифрованное у неё с собой было. Там сейчас как раз колдуны возятся, пытаются понять,

как это посреди бела дня бестия могла незамеченной в центр города пробраться. Нечисто

там что-то. Пожалуй, стоит тебе самому туда сходить, посмотреть. Поделишься потом

своими впечатлениями.

VIII. Docendo discimus16.

Вышел я от капитана, пошёл школяров своих искать. Пусть прогуляются. На

чекалку вблизи посмотрят, с ситуацией ознакомятся. Да и мне они не помешают – взгляд у

них свежий, и разум нашими рамками еще не ограничен. Взять вот ремесленников или ту

же армию – новичкам обычно ни оружие, ни инструмент в руки сразу не дают и от самого

ремесла как будто даже оберегают – все больше по кухне да по двору делами их

нагружают. У нас не так. Мы своих школяров всегда стараемся к реальным делам

привлекать при каждой возможности – и не только для того, чтобы свой опыт им

передавать. Но и наоборот – чтобы их идеи выслушивать, к их – пусть неуклюжим –

действиям приглядываться, тактику их анализировать. На всех советах первое слово – за

самым молодым. И пусть девятнадцать раз из двадцати он такое ляпнет, что не всегда смех

сдержать удается. Бывает, и все двадцать из двадцати – но, однажды, отсмеявшись,

задумаешься, и понимаешь – а ведь есть в этом что-то. Что-то такое, до чего мы своими

16 Обучая, учимся (лат) Луций Анней Сенека, письма Люцилю.

закоснелыми умами и не догадались. Вот и получается, что не только школяры у нас, но

мы у них учимся.

Геза я нашел сразу за казармой – с маской вселенской скорби на лице (слегка

помятом, кстати) он дубасил Болвана – обмотанную тряпьем и закрепленную на

вращающемся столбе толстенную дубовую доску, обводами смутно напоминающую не то

человека, не то – нечеловека. Рядом, прислонившись к рассохшейся от дождей и солнца

стене казармы, стоял Хромой Эд и следил за Гезом, ритмично постукивая о стену

деревяшкой, заменявшей ему левую ногу. Был Эд, как всегда, нечесан-небрит и выражение

его лица под густой растительностью разглядеть было непросто – но я видел, что он

недоволен, и понимал, почему. Между доской и столбом есть несколько маленьких мехов

со свистульками, и, когда удар нанесен правильно и с надлежащей силой, Болван издает

звук, похожий на стон. Сейчас же, несмотря на все потуги Геза, Болван молчал.

Эд молча кивнул мне и почесал бороду.

- А где Феларгир? – спросил я.

Гез в мою сторону и не взглянул, но избиваемый Болван вдруг коротко свистнул. Эд

хмыкнул и махнул рукой в сторону густых яблоневых зарослей.

- Там. В общем порядке тренируется.

Болван издал еще серию криков. Мы с Эдом переглянулись, я усмехнулся, он, по-моему,

тоже.

- С упорством у него всё в порядке, - сказал он, кивнув на Геза, - и с ловкостью тоже. Но

вот силёнок не хватает. Да и техника никуда не годится.

Эд оттолкнулся от стены.

- Ну что ты граблями дрыгаешь, как припадочный?! – рявкнул он, - удар должен идти от

плеча! Представь, что у тебя рука гибкая, как кусок каната, и ты бьешь ей, как кнутом.

Смотри! Вот!

Эд с размаху треснул тренажер в «плечо», и Болван, с громким стоном провернувшись на

столбе, стукнул не успевшего отскочить Геза по ноге. Эд сплюнул, и, развернувшись,

похромал вдоль казармы.

- После обеда продолжим, - бросил он, не оборачиваясь, - на яйца налегай и на сметану.

- Я его заберу, - быстро сказал я, - часа на два-три.

- Хоть навсегда, - согласился Эд, и скрылся за углом казармы.

Гез, спрятав от меня лицо, усиленно растирал ушибленную ногу.

- Терпение, - сказал я, - и прилежание. Задатки у тебя есть, и, я тебе обещаю, через два

месяца ты будешь тренироваться наравне с остальными.

Гез со вздохом распрямился.

- Да я верю, - сказал он, - а эти два месяца мне как жить?

- Радуясь тому, что жив. У нас – только так. Рожу тебе кто помял? Неужто Эд?

- Споткнулся, - мрачно сказал Гез, выпрямляясь, - и упал.

- Угу, - кивнул я, - и так пять раз. Или шесть?

Он отвернулся.

- Я не смогу стать егерем. Извини, Шелест. Но где уж мне с бестиями сражаться, когда

меня может побить даже еле стоящий на ногах пьяница?

- И зачем же ты подрался с пьяницей?

- Он плохо говорил о… неважно, - юноша резко обернулся, яростно сверкнул глазами,

сжал кулаки, - я даже ударить его толком не смог! Он меня бил, а я… как будто в патоке

завяз – весь целиком, даже мыслями. Стоял и…

Гез мотнул головой, несколько слезинок сорвались с его ресниц и сверкающими

капельками упали в песок.

- Что вот вы на меня силы тратите – всё равно без толку. Я просто тряпка и трус, так ведь?