Цитадель души моей - Страница 42

К оглавлению

знаю. Ничего общего с известными мне. Запах кислый, тяжелый. И очень похожий на

человеческий. Порой, когда мы пытаемся пройти по лесу незамеченными – и считаем, что

у нас есть такие шансы – мы натираемся бобровой струей или каким-нибудь другим,

сильно пахнущим, но непривлекательным для бестий, мускусом. Помогает редко, но

иногда всё же помогает – когда бестии не подходят к нам или нашим следам близко.

Наверное, бобры, принюхавшись к таким следам, чувствуют примерно то же, что я сейчас.

А может, и вовсе не то, у бобров же не спросишь.

Несмотря на запах, ощущение опасности ослабло – похоже, бестия всё же ушла из

дома. По крайней мере, в гостиной никого не было – это я чувствовал абсолютно

определенно, даже несмотря на укутывавший углы полумрак. Никого живого, по крайней

мере. Я, стараясь не наступать в еще не высохшие до конца пятна крови, шагнул вперед и

присел над телом Клюва. Обнаженным, вытянувшимся ничком во всю длину и как будто

еще продолжавшим тянуться куда-то. Круглые неровные пятна причудливым рисунком

покрывали белеющую в темноте кожу.

- Посветите, - не оборачиваясь, сказал я замершим у входа милитам.

Круги огня от факелов накрыли труп и замерцали. Я обернулся. Один из милитов – что

помоложе, смотрел в сторону и приглушённо икал.

- Единого ради, - раздражённо сказал я, - соберешься блевать, сделай это на улице. Тут уже

достаточно грязно.

И продолжил осмотр. Поначалу мне показалось, что я поймал истину за хвост: никакая это

не бестия, это человек! Сумасшедший, конечно. Свихнувшийся на почве

зверопоклонничества – увы, бывает это не так уж редко. Догадка объясняла как запах, так

и круглые, непохожие ни на чьи иные, следы челюстей на мертвенно-бледной коже. Но…

нет. Пусть даже это очень сильный и быстрый сумасшедший – такой, что может голыми

руками одолеть опытного егеря. Но и самый свихнувшийся человек не сможет настолько

широко открыть рот – оставить подобные отпечатки можно лишь раскрыв челюсти так,

чтобы все зубы оказались в одной плоскости. И еще: никакой человек не сможет выкусить

из тела большой кусок мяса вместе с попавшимися под зубы ребрами. Я осторожно

ощупал, уже начавшие подсыхать, края раны в левом боку. Три ребра. Изломы ровные,

почти без осколков – значит, зубы острые и действовал ими их хозяин быстро и с

недюжинной силой. Я осторожно перевернул труп. Из-за спины послышалось сдавленное

хрюканье, потом удаляющийся топот и, приглушенные расстоянием, захлебывающиеся

звуки. Стало темнее, но и света одного факела хватало, чтобы понять, что голодной тварь

явно не осталась.

Из всех бестий до внутренностей очень охочи только урсы, но этот ночной гость

даже не притронулся к мужским органам, до которых те же урсы, например, большие

любители. Зато грудную клетку он разгрыз всю и практически вылизал изнутри. А еще

проломил лоб, (похоже, просто прокусив) и мозг выел. Подчистую вылизал, или нет, не

знаю. Хоть я ко всяким, неприятным обывателю, зрелищам и привычен, но заглянуть в

овальную дыру над провалившимся левым глазом даже у меня не возникло ни малейшего

желания.

- Кто ж это сотворил, а, господин егерь? – подал голос молчавший доселе милит.

- Не знаю, - хмуро ответил я, изучая следы зубов, - не знаю. Что-то новое, никогда раньше

такого не видел.

Милит промолчал, но промолчал очень скептически – даже не оборачиваясь, я отлично

чувствовал его снисходительную усмешку – дескать, тоже мне, егерь – мало того, что

бестию прямо под боком проглядел, так еще и определить не может. Люди егерей любят,

да. Но то обычные люди. Легионеры и милиция относятся к нам попрохладнее – им

кажется, что мы забираем себе слишком большую долю воинской славы и женского

внимания. Ну и ладно.

- А скажи-ка, любезный, у вас тут в округе люди не пропадают? И не бывало ли подобных

случаев?

- Люди-то пропадают, как не пропадать. На то они и люди, а не горы, или, скажем, моря.

Потом находятся, обычно. Бывает - с горлом перерезанным, бывает – с головой пробитой,

а то и вовсе без оной. Но не наполовину съеденным, вот ведь в чём дело, понимаете?

- Отчего ж не понять, - говорю я, а сам головой кручу. Следов нет, вот что меня беспокоит.

Кровью весь пол залит, подойти к трупу, ног не испачкав, просто невозможно, однако ж

звериных следов на полу не видно ни одного. Расплывчатые отпечатки моих полусапожек,

рубчатые следы сандалий и …

- Вас трое было?

- Нет, - милит слегка озадачился, - двое нас с Авлом… вот.

- Тогда выходит, - задумчиво сказал я, - не бестия это. Не носят бестии обуви с такой

подошвой. Они вообще никакой обуви не носят.

- Ох ты, - сказал милит, приседая рядом, - ведь и вправду. Нежто опять людоед в городе

объявился?

Факел трещал теперь над самым моим ухом и летящие от него искры неприятно

покалывали кожу. Волосы б не подпалил.

- Вот пакость-то, - продолжал милит, - Помню я, как в триста девяностом-то было. Ну,

теперь не будет покоя, пока не спымаем его. Слухи-то быстро разносятся.

- Это точно, - я отстранился и выпрямился, - а второй труп где? В спальне?

- Ага. Тама он. То есть, она. Её он, однако ж, не поел. Понадкусал только. То ли мужики

ему больше по вкусу, то ли он тут наелся.

Я прошел в спальню. Милит шагнул следом, остановился у двери, подняв факел, хотя

надобности в нём уже особой не было: окна спальни выходили на восток, и