Цитадель души моей - Страница 39


К оглавлению

39

не больше сотни, я думаю. А то и полсотни даже.

- Лучше будем считать, что полторы. Сена, сходи в свою казарму, приведи ко мне пяток

лейтенантов. Наберешь?

Сена кивает.

- Медведь здесь, Красный здесь, Хорек тож…

- Иди, - прерывает его капитан. Сена, кивнув, замолкает и выскакивает из палатки.

- Покажи на карте логово, - капитан вынимает из-под стола свиток и разворачивает его.

Карта большая, на столе не умещается, и концы свитка скатываются со стола вниз.

- Показать? – удивляюсь я, - я просто привести могу туда…

- Ты туда не пойдешь. Новы в логово все равно больше не вернутся, так что толку там от

тебя не больше, чем от кого другого. У меня для тебя другое задание – под Ганнеком

гнездо гиттонье образовалось, туда Малыш на завтра уже сквад собрал, но так теперь

вышло, что сквад есть, а лейтенанта у него – нет. Вы ж с Малышом друзья вроде? Вот и

пойдешь за него.

Я нахмурился. Малыш – парень с улыбчивым лицом деревенского дурачка и фигурой

вставшего на задние ноги быка-трехлетка – был другом практически всем. Инстинкт

самосохранения просто требует иметь такого в друзьях, а не во врагах. Другое дело, что

мне Малыш был должен сотню драхм и, признаться, я на этот долг рассчитывал. Я ж

кошелек свой на сохранение не оставил, когда в Ольштад направлялся. А верги его с меня

зачем-то сняли – уж и не знаю, зачем. Случись вергу зайти в лавку или таверну, деньги у

него попросят в последнюю очередь. И вот если с Малышом беда какая приключилась, то

на ближайший месяц придется мне поясок потуже затянуть.

- А что с ним?

- У доктора он лежит, с дурной болезнью… герой-любовник.

Я хмыкнул. Вообще-то, против гиттонов принято бойцов поздоровее посылать – вот вроде

того же Малыша. Но, во-первых, в нашем деле гран мозгов фунта мышц стоит, и, с этой

стороны, в своей способности Малыша заменить я ничуть не сомневался – уж не в обиду

ему будь сказано. А во-вторых, выносливость там много важнее силы, а на выносливость я

никогда не жаловался. Я, вообще, двужильный.

- Ладно, на гиттонов, так на гиттонов. Когда?

- Завтра с утра. Покажи логово и иди, собирайся.

- Мне собраться – только подпоясаться, - говорю я и тыкаю пальцем в разложенную карту,

- вот тут, где речка под горой петлю делает. О!

Я таращу глаза, тру их, но надпись не исчезает. Речка шириной в два шага, журчание

которой я слушал битых двое суток, оказывается, носит гордое название «Фатум».

- Ну и название! А ведь и вправду… Интересно только, добрая эта судьба, или злая?

- Ерунда, - Дерек фыркает, - просто совпадение. Егерям, хоть все леса, реки и горы мира

так обзови – всё в тему будет.

- Наверное, - соглашаюсь я и выхожу из палатки, пока еще чего-нибудь не ляпнул. Ничего

себе – «просто совпадение». Но не буду же я это Дереку доказывать, после того, как

полчаса за нос его водил. А это, кстати, хорошо, что новами моими без меня займутся.

Глядишь, и рассосется проблема сама собой.

Зашёл я в казарму, огляделся. Кто спит, кто, на нарах сидя, амуницию чинит;

десятка четыре егерей, кругом на полу усевшись, слушают играющего на лютне Парса по

кличке Пан – хорошо это у него получается. Настолько хорошо, что, несмотря на всем

знакомый мотив – «В краю далёком» - никто подпевать и не пытается. В темном углу, за

нарами, пара компаний в кости режутся («на интерес, разумеется, господин лейтенант») –

с подобающим делу азартом, ужимками и размашистыми движениями, но – негромко,

чтобы другим не мешать. Обычный вечер, короче. Навскидку тут с пол-кохорсы, не

больше: вечернее построение было уже два часа тому, а устав хоть отлучек из казармы и

не поощряет, но и не запрещает. Посему все, кто желание и, (что немаловажно)

возможность имеют – разбрелись по городским квартирам. Так-то, чтобы сквад свой

собрать, следовало бы мне на утреннее построение прийти, но есть у нас традиция

крайнюю ночь перед маршем в казарме проводить. Поэтому я прошёл вперёд и громко

свистнул, внимание к себе привлекая. Разговоры затихли; егеря зашевелились, головы ко

мне поворачивая, только Парс, глаза полузакрыв, так и продолжил перебирать струны: «…

в том краю далёком, поздней весной, зацветут гиацинты под тенистой сосной…». Хорошо

играет.

- Кто тут под Ганнек на гиттонов собирался?

Егеря, большей частью, к делам своим вернулись, но несколько человек из разных углов

казармы выбрались и меня окружили. Восемь. Признаться, я себя неуютно немного

почувствовал – каждый минимум на голову меня выше, в полтора раза шире, а рожи такие,

что рука сама пугию ищет.

- Все здесь? – спрашиваю, - восемь? Или нет кого?

- Все, - прогудел слева от меня бородатый здоровяк с наполовину оторванным ухом и

обезображенным шрамами лицом. Оводом его кличут, а имя как – и не припомню.

- Все. Десять.

Десять? Я обвёл недоумённым взглядом стоящих вокруг егерей.

- А… - сказал Овод, - так это, щас Хлыст Моряка разбудит и будет десять.

Ясно. А вот и они. Кривоногий васконец Меджис, в жизни ни на что плавучее не

ступавший, а кличку получивший за широкую развалистую походку – и Хлыст, ничуть на

оный хлыст не похожий, но очень хорошо с кнутом управляющийся.

- Мог бы и не будить, - говорю, - дело-то ерундовое. Просто я заместо Малыша вас поведу.

Завтра с утра, как и намеревались.

Жду подсознательно, что кто-то из них недовольство или, хотя бы, недоумение выразит –

уж больно я из их компании выбиваюсь – но это я зря. Егеря они, в большинстве своем,

39