не больше сотни, я думаю. А то и полсотни даже.
- Лучше будем считать, что полторы. Сена, сходи в свою казарму, приведи ко мне пяток
лейтенантов. Наберешь?
Сена кивает.
- Медведь здесь, Красный здесь, Хорек тож…
- Иди, - прерывает его капитан. Сена, кивнув, замолкает и выскакивает из палатки.
- Покажи на карте логово, - капитан вынимает из-под стола свиток и разворачивает его.
Карта большая, на столе не умещается, и концы свитка скатываются со стола вниз.
- Показать? – удивляюсь я, - я просто привести могу туда…
- Ты туда не пойдешь. Новы в логово все равно больше не вернутся, так что толку там от
тебя не больше, чем от кого другого. У меня для тебя другое задание – под Ганнеком
гнездо гиттонье образовалось, туда Малыш на завтра уже сквад собрал, но так теперь
вышло, что сквад есть, а лейтенанта у него – нет. Вы ж с Малышом друзья вроде? Вот и
пойдешь за него.
Я нахмурился. Малыш – парень с улыбчивым лицом деревенского дурачка и фигурой
вставшего на задние ноги быка-трехлетка – был другом практически всем. Инстинкт
самосохранения просто требует иметь такого в друзьях, а не во врагах. Другое дело, что
мне Малыш был должен сотню драхм и, признаться, я на этот долг рассчитывал. Я ж
кошелек свой на сохранение не оставил, когда в Ольштад направлялся. А верги его с меня
зачем-то сняли – уж и не знаю, зачем. Случись вергу зайти в лавку или таверну, деньги у
него попросят в последнюю очередь. И вот если с Малышом беда какая приключилась, то
на ближайший месяц придется мне поясок потуже затянуть.
- А что с ним?
- У доктора он лежит, с дурной болезнью… герой-любовник.
Я хмыкнул. Вообще-то, против гиттонов принято бойцов поздоровее посылать – вот вроде
того же Малыша. Но, во-первых, в нашем деле гран мозгов фунта мышц стоит, и, с этой
стороны, в своей способности Малыша заменить я ничуть не сомневался – уж не в обиду
ему будь сказано. А во-вторых, выносливость там много важнее силы, а на выносливость я
никогда не жаловался. Я, вообще, двужильный.
- Ладно, на гиттонов, так на гиттонов. Когда?
- Завтра с утра. Покажи логово и иди, собирайся.
- Мне собраться – только подпоясаться, - говорю я и тыкаю пальцем в разложенную карту,
- вот тут, где речка под горой петлю делает. О!
Я таращу глаза, тру их, но надпись не исчезает. Речка шириной в два шага, журчание
которой я слушал битых двое суток, оказывается, носит гордое название «Фатум».
- Ну и название! А ведь и вправду… Интересно только, добрая эта судьба, или злая?
- Ерунда, - Дерек фыркает, - просто совпадение. Егерям, хоть все леса, реки и горы мира
так обзови – всё в тему будет.
- Наверное, - соглашаюсь я и выхожу из палатки, пока еще чего-нибудь не ляпнул. Ничего
себе – «просто совпадение». Но не буду же я это Дереку доказывать, после того, как
полчаса за нос его водил. А это, кстати, хорошо, что новами моими без меня займутся.
Глядишь, и рассосется проблема сама собой.
Зашёл я в казарму, огляделся. Кто спит, кто, на нарах сидя, амуницию чинит;
десятка четыре егерей, кругом на полу усевшись, слушают играющего на лютне Парса по
кличке Пан – хорошо это у него получается. Настолько хорошо, что, несмотря на всем
знакомый мотив – «В краю далёком» - никто подпевать и не пытается. В темном углу, за
нарами, пара компаний в кости режутся («на интерес, разумеется, господин лейтенант») –
с подобающим делу азартом, ужимками и размашистыми движениями, но – негромко,
чтобы другим не мешать. Обычный вечер, короче. Навскидку тут с пол-кохорсы, не
больше: вечернее построение было уже два часа тому, а устав хоть отлучек из казармы и
не поощряет, но и не запрещает. Посему все, кто желание и, (что немаловажно)
возможность имеют – разбрелись по городским квартирам. Так-то, чтобы сквад свой
собрать, следовало бы мне на утреннее построение прийти, но есть у нас традиция
крайнюю ночь перед маршем в казарме проводить. Поэтому я прошёл вперёд и громко
свистнул, внимание к себе привлекая. Разговоры затихли; егеря зашевелились, головы ко
мне поворачивая, только Парс, глаза полузакрыв, так и продолжил перебирать струны: «…
в том краю далёком, поздней весной, зацветут гиацинты под тенистой сосной…». Хорошо
играет.
- Кто тут под Ганнек на гиттонов собирался?
Егеря, большей частью, к делам своим вернулись, но несколько человек из разных углов
казармы выбрались и меня окружили. Восемь. Признаться, я себя неуютно немного
почувствовал – каждый минимум на голову меня выше, в полтора раза шире, а рожи такие,
что рука сама пугию ищет.
- Все здесь? – спрашиваю, - восемь? Или нет кого?
- Все, - прогудел слева от меня бородатый здоровяк с наполовину оторванным ухом и
обезображенным шрамами лицом. Оводом его кличут, а имя как – и не припомню.
- Все. Десять.
Десять? Я обвёл недоумённым взглядом стоящих вокруг егерей.
- А… - сказал Овод, - так это, щас Хлыст Моряка разбудит и будет десять.
Ясно. А вот и они. Кривоногий васконец Меджис, в жизни ни на что плавучее не
ступавший, а кличку получивший за широкую развалистую походку – и Хлыст, ничуть на
оный хлыст не похожий, но очень хорошо с кнутом управляющийся.
- Мог бы и не будить, - говорю, - дело-то ерундовое. Просто я заместо Малыша вас поведу.
Завтра с утра, как и намеревались.
Жду подсознательно, что кто-то из них недовольство или, хотя бы, недоумение выразит –
уж больно я из их компании выбиваюсь – но это я зря. Егеря они, в большинстве своем,