Цитадель души моей - Страница 32


К оглавлению

32

Константин хмурится:

- Не всякий человек благословения достоин… - говорит он и замолкает на полуслове. Явно

хотел что-то еще сказать, но передумал.

- А кто решает, достоин человек благословения, или нет?

И, хотя голос капитана все такой же масляный, в самом вопросе слышится какой-то

недобрый подтекст. Константин хмурится.

- Я решаю, - твердо говорит он, - потому что: если не я, то кто?

- Тогда – реши и благослови, - капитан опять склоняет голову.

Константин хмуро шевелит бровями, тяжело вздыхает, стреляет в меня тяжелым взглядом

из-под бровей.

- Какой вы веры? – роняет он тяжелые слова, видно, что неохотно он с нами разговаривает.

Я удивляться потихоньку начинаю – то ли я чего не понимаю, то ли он себя ведет не так,

как «святому» человеку полагается.

Дерек выжидательно смотрит на меня.

- В Единого верю, - бурчу я. Брехня это. Не верю я ни в кого, и в Единого – тем более.

Просто всегда удобнее быстро сказать, что веришь в кого то, чем говорить, что не веришь

ни в кого, долго объяснять свою позицию, а потом ловить косые взгляды.

- А я Митре поклоняюсь, - кивает Дерек, - но разве Единый не покровительствует всем,

кто молится людским богам?

- Не только людским. Всем.

Пару секунд Константин молчит (похоже, колеблется), потом говорит:

- Я не всегда могу с первого взгляда решить, достоин ли человек моего благословения.

Облегчи свою душу, брат мой. Расскажи, что тебя гнетет, и что тебя возвышает. Дай мне

заглянуть в твою душу, тогда, я решу, могу ли я дать тебе свое благословение.

- Не слишком ли дорога плата за пару слов? - Дерек улыбается улыбкой настолько волчьей,

что у меня рука сама тянется к мечу, плащом скрытому.

- Если считаешь плату слишком большой, я тебя не держу, - Константин отворачивается и

принимается спокойно хлебать жидкое даже на вид варево из неглубокой деревянной

плошки. Дерек задумчиво вертит головой.

- Что ж. Это многое объясняет, - говорит он, скидывая плащ, и становясь на колени, -

Хорошо, добрый человек. Исповедуй меня.

Константин разворачивается, с взглядом вдохновенным и торжествующим, открывает рот,

но вдруг становится похожим на подрубленное дерево.

- Нет, - говорит он, - нет, Дерек Кезо, я не буду тебя исповедовать, и уж тем более,

благославлять. Недостоин ты.

На груди у капитана, вдетая в прорезь жетона, алеет яркая ленточка. У каждого из нас есть

похожая – у каждого, кто её еще не про… потерял где-нибудь. В городе можно вдеть её в

жетон, чтобы встречные женщины проникались и падали ниц перед её носителем, готовые

и в постель, и на кухню, и к поломойной тряпке. Зеленая лента – рядовой, желтая –

лейтенант. Зеленая полоса посредине – год службы, синяя – три, белая – пять, красная –

семь, желтая – десять. Только редко когда можно увидеть на жетоне егеря ленту не сплошь

зеленую. Что само по себе нашу службу хорошо характеризует. Я вот и не вспомню, где

моя, сплошь желтая, лента валяется. Даже не уверен, что она у меня, скорее, я её в каком-

нибудь лупанарии по пьяни забыл. Кстати, у капитана лента – сплошная алая. Не так уж

много людей об этом знает, на самом деле.

- Почему же? – спрашивает капитан, а сам скалится так, что любой верг позавидует.

- Потому что тьме ты служишь, - глухо говорит Константин, - все твари живущие – дети

Единого, и убивая их, ты замыслу божьему противствуешь.

- А они, - вкрадчиво спрашивает Дерек, - убивая нас, разве замыслу божьему не

противствуют?

У меня глаза уже больше двойных драхм, я только и могу, что недоуменно взгляд с одного

на другого переводить.

- Они защищаются! - отрезает Константин, воинственно вздергивая бороду, - самозащита

всякому существу позволена!

Дерек вздыхает, с колен поднимается. Идет в угол домика, тянется рукой к невысокому

потолку и достает что-то из щели между досками.

- Так я и думал, - говорит он неожиданно спокойным голосом, - что ты голубей на чердаке

держишь.

Константин вздрагивает так, что с дальнего подоконника падает на пол большой

деревянный ковш – падает и ломается вдоль на две половины. Константин смотрит на них

долгим взглядом, потом сглатывает и поднимается во весь свой, немалый, рост.

- Ты волен думать, что я действовал из корысти, страха или гордости, - говорит он, полным

решимости, голосом. Почему-то смотрит он при этом не на капитана, а на меня.

- Но это не так. В сложной ситуации ты всегда должен слушать голос своего сердца, а не

своего разума. Твой разум слаб, его можно обмануть, заставить верить в ложных богов и

ложные ценности, следовать ложным идеалам и продажным вождям. Но сердце – никогда

не обманет. Слушай свое сердце! Оно всегда подскажет верный путь.

- Значит, это твое сердце подсказывало тебе сообщать вергам о передвижениях егерей? –

тем же спокойным голосом спрашивает капитан, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы

не отвесить удивленно челюсть. Да не может быть! Святой Константин – информатор

вергов? Чушь какая! Зачем?!

- Заплутав, верь своему сердцу, - Константин все так же смотрит на меня, разве что

говорить начал быстрее, - сердце не обманет. Во тьме чащобы оно воссияет путеводной

звездой и выведет на верный путь. И помни – Похититель душ всегда рядом. Не

обманывай себя – ты всегда знаешь, когда поступил не по велению сердца. И тогда – в тебе

возникает и ширится брешь, через которую Он однажды похитит твою душу!

- У тебя есть что сказать по существу? – спрашивает Дерек, ме-е-е-едленно вытягивая из

32