оказал, главного претендента на его место придушив. Может, намекнуть, позлить его?
Сатр! Нет, не оказал. Заметил я шевеление краем глаза, глянул быстро – встаёт мой
придушенный, шею трёт. Хвост поджатый, вид подавленный, но мне от этого не легче. Ну
что ж это я поторопился, чуял ведь, что надо еще пару минут подождать. Оплошал я,
оплошал – хорошего бойца в живых оставил. Теперь он только сильнее станет, и все
людские жизни, которые он в будущем заберёт, частью и на моей совести будут.
Злость мне сил добавила – если её в бою правильно использовать, от неё сплошная
польза – разум проясняет, боль притупляет. Главное – холодной её поддерживать, злость-
то. Не давать вскипеть нерассуждающей яростью. До того я, силы вожака справедливо
опасаясь, в ближний бой не лез, а тут – навстречу рванул. Он меня через бедро кинул, так
я даже мешать ему не стал – зря, что ли, у нас на тренировках один из сражающейся пары
всегда хвост на пояс одевает? За него-то я и зацепился, падая. И на ноги приземлился, у
верга за спиной. За хвост же и дёрнул, как следует, одновременно ногой под него с размаху
залепив. Причиндалы у вергов чуть повыше, чем у людей, так я об этом знаю и удар не
голенищем, а кончиком сапога наношу. Сдаётся мне, щенков у вожака больше не будет.
Пискнул он и сжался, локти к бокам прижав – точки болевые защищает. Эффект от удара в
пах не настолько хорош, как от удара по нервному сплетению – с ног не валит, но
выигрыш во времени даёт. Немного, но даёт. А мне и этого достаточно – прыгаю вожаку
на спину, валю его на землю, руку левую, сталью окованную, в пасть засовывая. Правой
рукой левую к себе тяну, коленями спину верга к земле прижимая. Дерну сильнее – шею
сверну. Но нельзя. Ничто тогда уже не помешает всем, уже мной побеждённым, на меня
наброситься. Жаль, но только двоих я теперь и смогу убить – тех, что после вожака
пойдут. Но уж их-то убить ничто мне не помешает. Думаю я так и вдруг понимаю, что
самку мне убивать не хочется. Вот не хочется, и всё тут. И злость боевая куда-то вдруг
уходит, вытекает, оставляя ощущение опустошённости и наполняя усталостью только что
звеневшие от силы мышцы. Что же это такое со мной?
Я растерянно отпускаю вожака и встаю с него, даже не думая, что он, быть может,
вовсе себя еще побеждённым не считает. Очень я самим собой удивлён. Переутомился, что
ли? На мое счастье, вожак рыпаться и не думает. Приподнимается, садится на колени,
говорит глухо, не поднимая головы:
- Уходи.
Я удивлённо окидываю взглядом оставшихся вергов. Ну, самка еще ладно, может, они
теперь настолько на людей похожи стали, что самки у них как бойцы никуда не годятся. А
второй-то чего? Взрослый, крепкий. Почему же… а, понятно. Только сейчас я и увидел –
раньше он впёред не лез, а теперь их передо мной всего двое осталось, и я заметил – нога.
Очень мерзко выглядящая рана ему левую ногу чуть повыше пяточного сустава
опоясывает. В петлю попал, несомненно – и как его только угораздило? Петли верги
настораживают силы неимоверной – человеку ступню запросто оторвать может, а если и
не оторвет, то сухожилия все повредит и суставы повыдергивает. Попал в петлю – всё,
инвалид. Понятно, что у вергов организм покрепче, но досталось и ему не слабо. Хромать
ему гордость не позволяет, но, похоже, только на это его и хватает – не хромать. Не боец.
Вообще.
Что-то быстро прохрипела-прорычала на вержьем самка – я не успел расслышать,
что. Сложные они для людей, языки бестий. Не в смысле сложности самого языка – тут-то
как раз наоборот, а в смысле произношения и на слух восприятия. Что медленно
произносится – еще туда-сюда понимаю. А так – нет. Только по интонациям ясно, что
возмущена чем-то самка. Вожак поднял голову, посмотрел на неё усталым взглядом.
- Щ-Крах, - сказал. «Как хочешь», то есть. Встал и в сторону отошёл.
- Дерись со мной, человек, - голос у самки тоном повыше, густой и звонкий. Согласные
чеканит, как молоточком по наковальне. В хоре имперском с таким голосом петь, а не по
лесам бегать. И что ей неймётся? Я уже уходить собирался, пусть даже вообще никого не
убив: надо мне в себе разобраться срочно. Ну да ладно. Сама напросилась.
Кстати, она времени-то зря не теряла. Я цепляюсь взглядом за её доспех, и брови у
меня сами от удивления поднимаются. Смотрю по сторонам – ага, у четверых доспехи
отобрала, сложила и себе засунула по бокам. Соображает, однако. Усмехнулся
одобрительно, подмигнул. Мимика у бестий с нашей сходна. Сдается мне, она у всех
живых тварей сходна. Дёрнула самка ухом раздраженно, взгляд отвела. Да не нужны мне
твои бока – у меня для тебя другой сюрприз есть.
Неплохим она бойцом оказалась. Для самки. Понятно, почему вожак не видел
смысла в нашем поединке – не тянёт она против меня. Даже против уставшего,
израненного и весь боевой запал растерявшего. Сама это понимает и злится. Неправильно
злится, неэффективно. Я другого не понимаю – вот уже раз пять мне удачный момент
подвернулся, и раз пять я его упустил. Сам себя убеждаю: упустил потому, что ошибиться
боюсь, жду, чтобы наверняка. И сам же понимаю: лукавлю – а точнее, просто вру. Сам
себе же. Ох, неладное что-то со мной творится, пора заканчивать. Не то, чую я, добром это
не кончится. Вон и вожак – настолько удивлен, что про свое недавнее поражение и думать
забыл – следит за нашим «боем», глаза расширив, и, я вижу, тоже не понимает, что