Порежут они вас, без кольчуг-то.
Юлий вздохнул. Прищурился недобро, окинул взглядом пшеничные поля, снова вздохнул.
- Ладно, - повторил, - не нравится мне это, но пусть так. Весельчак, веди сюда свой сквад, -
и пошёл вниз по склону холма.
Мы подождали, пока сквад Вана преодолеет половину склона, потом спустились
вниз, к Юлию, и пошли дальше по следам. Точнее, пошёл Юлий со своим сквадом, а мы
побежали. Опередили их стадий на пять, потом, бежавший впереди, Ворчун остановился и
руку поднял.
- Слушай меня, - сказал, - наши хвостатые друзья сейчас крадутся полем вдоль вон того
холма, - он указал рукой на отчетливо выделяющиеся на фоне неба фигурки егерей.
- А мы сейчас быстро выходим распадком к полю, углубляемся в него и идём назад частой
цепью – в трех пасах друг от друга. Кто увидит примятую пшеницу, следы вольпов или их
самих – сразу хватает за хвост и зовет остальных. Их там немного, мы их быстро
зачистим. Потом возвращаемся в холмы. Всё понятно?
- Да, - нестройным хором откликнулись мы.
- Тогда бегом за мной!
Мы выбежали, пригибаясь, из-за холма и с ходу врубились в пшеничную стену.
Сверху-то пшеница невысокой казалась: по пояс – по грудь, не больше. А тут оказалось,
что она почти в рост человека – если не выпрямиться, да на цыпочки не встать, так и не
видно, что вокруг творится. Я впереди идущего егеря на три оговоренных паса – шесть
шагов то есть – отпустил и пошел следом, бездумно колосья между пальцев пропуская.
Зрелая пшеница, даже перезрелая немного – еще день-два – осыпаться начнёт. Убирать
надо её срочно – да кому теперь?
Тут Ней-Живучий, что впереди меня шёл, остановился и налево повернулся. Всё,
достаточно зашли, стало быть. Сейчас прочесывать начнём. Ней мне жестами команду от
Ворчуна передал: «Пригнувшись, Тихо, Шагом». Я кивнул, обернулся, шедшему за мной
Дециму команду повторил и в нетронутую пшеницу шагнул. Децим и Ней тут же из
видимости пропали, хотя было три паса до каждого – густо пшеница растёт. Не
заблудиться бы. Ну, потеряться у меня, допустим, не получится, а вот вперед вырваться
или вбок отклониться и на кого-нибудь из соседей наскочить – это запросто. Так что
каждые пять шагов я выпрямлялся немного – так, чтобы гряду холмов сквозь пшеницу
видно становилось – и по ней ориентировался.
Минут пять так шли. А может, десять. Когда в таком напряжении находишься,
время всегда медленнее течёт. А еще и жарко тут. Жарко и душно – ни ветерка понизу не
проскользнет, а нагретая солнцем пшеница парит вовсю. По мне уже ручьи пота бегут, и
кольчуга с каждым шагом всё тяжелей и тяжелей становится.
Тут мне какое-то движение спереди-слева почудилось. Я замер, арбалет вскинул,
тяжёлое дыхание своё унял, прислушался – ничего не слышно. Точнее, слышно, как
пшеница шелестит, но она всё время так шелестит. Сатр! Есть! Метнулось что-то рыжее в
переплетениях золотистых стеблей, я сразу туда арбалет разрядил, но чую, что опоздал
немного. «Здесь!», - кричу, - «Живучий, смотри!». Через мгновение слышу крик справа
«Здесь!» - но не Живучий кричал, дальше. Наверное, другого вольпа засекли, не мог же
мной замеченный так быстро там оказаться. А тут еще и слева крик, - «Здесь! Двое!» -
Децим кричит. Я головой верчу, а сам арбалет в живот упер, и рычаг тугой вытягиваю –
взвожу. И тут он на меня выскочил. Я уже понял, что болт вложить не успею, кинул
взведённый, но не заряженный арбалет в мельтешение рыжего и жёлтого впереди себя и
отшатнулся в сторону, гладиус выхватывая и летящий мне в живот клинок пропуская. Вот
только про кольчугу я забыл. Не дала она мне хорошенько отклониться. Но, впрочем, сама
и спасла – звякнул клинок о кольца, искры высек и дальше пролетел. Нырнул вольп в
пшеницу и не вижу я его. А вокруг - вопли со всех сторон, звон оружия, крики боли и
ярости. Сколько же их тут – вольпов? Но некогда мне об этом думать – вон опять рыжее
мелькнуло.
Вольпы любят со спины нападать. Я никогда с ними раньше дела не имел, но
особенность эту паскудную за ними знаю. Поэтому я стараюсь всё время держать за
спиной уже вытоптанный участок – чтобы тварь сзади близко незамеченной не
подкралась. Ну и кручусь постоянно – не стою на месте. Увидел движение, бросился,
мечом махнул, отшатнулся – опять искры из кольчуги. У вольпа спата на ладонь длиннее
моего гладиуса, не получается у меня до него дотянутся. А у него до меня – запросто. И
так – несколько раз: я впустую мечом машу, а вольп меня уже раз пять зацепил. Пока
несерьезно – всё же успеваю увернуться, но чую, что ненадолго. Ловчее он меня. А самое
хреновое – я это понимаю и потихоньку паниковать начинаю. Отлично знаю, что
последнее дело – в бою паниковать – но ничего не могу с собой поделать: ощущение у
меня, что проклятая бестия со мной, как кошка с мышкой, играется.
Все ж польза от нашей дерготни для меня кой-какая есть: полянку мы приличную
вытоптали, я этим пользуюсь и от её центра не отхожу. Прятаться теперь вольпу негде, но
я его всё равно толком разглядеть не могу – шустрая тварь, юркая, как ртуть и яркая – аж
глазам больно. Ни мгновения перед лицом не задерживается, всё норовит сбоку зайти –
тактика у них такая. Ну, я и кручусь, как игрушечный заводной болванчик.
Только плохо у меня получается. Вот удар в грудь я пропустил, практически не
отбив. Кольчуга выдержала, но не до конца – похоже, пара колец таки лопнула. Чую я что-